The Hundred Year Kingdom

Ты чувствуешь, как теплый ветерок шевелит страницы древнего свитка — это твоя карта. Не чернила, а следы пальцев: здесь каждый холм вылеплен вручную. Мир, который еще пахнет свежей глиной и нераспустившимися почками.

Она сидит на краю скалы, босые ноги качаются над пропастью. Оракул. Не та, что гремит пророчествами — та, что роняет семена в трещины камней и смеется, когда из них пробивается пшеница. Ее царство начинается с пяти хижин и упрямого ослика, который жует твой плащ...

Сто лет — это сколько? Горсть зерна, пересыпаемая из ладони в ладонь. Ты не считаешь дни, ты прислушиваешься: вот скрип колеса мельницы, вот звон медных монет на рыночной площади (их чеканят с изображением одуванчика — потому что «деньги должны летать»). Никаких мечей. Никаких внезапных чумных туманов. Только ты и этот медленный танец: где поставить амбар, чтобы запах хлеба доносился до школы; как уговорить старую травницу переселиться ближе к реке...

Советники? Они приходят сами — с потрескавшимися от солнца губами и идеями. Один предлагает мостить улицы ракушечником («чтобы даже под дождем светилось»), другой настаивает на библиотеке без дверей. Ты запоминаешь, как дрожит голос у девушки-гончара, когда она впервые показывает глазурованную чашу...

А потом наступает утро, когда тени от колоннад ложатся ровно, как струны. Дети смеются у фонтана (ты ведь специально заказывал ему форму лягушки?). Где-то звенят ножницы садовника — он подравнивает живую изгородь в виде спящих лисиц. И ты понимаешь: вот он — тот самый момент, когда мечта перестала быть воздушной и обрела вес. Вес спелых груш в корзинах, вес сотен шагов по мостам, которые уже не скрипят...

Кто сказал, что история пишется кровью? Иногда ее пишут яблоневые лепестки, падающие на чистые чернила.