All That Remains: A story about a child's future

Ты открываешь глаза — и сразу холод под ребрами. Не от ветра (он здесь теплый, пахнет скошенной травой), а от того, как пусто вокруг. Луна висит слишком низко, будто вот-кот упадет, а под ногами хрустит не песок, а осколки стекла... или льда? Ты ведь только что легла спать. Только что провела пальцем по первой странице нового дневника, оставив жирную точку от ручки.

Маяк мигает вдали. Он зовет, но ты не помнишь дороги. В кармане — листок с чужим почерком. Твоим почерком. «Сегодня мама снова плакала в ванной» — разве ты писала это? Горло сжимается, будто кто-то намотал на него эти строки вместо шарфа.

Каждый шаг оставляет след в высокой траве, но через три шага он исчезает. Как будто остров дышит и стирает тебя. Впереди — качели: одна цепь порвана, железо скрипит на ветру. Знакомый скрип. Ты садишься, и под пальцами проступают царапины — «Х + М» — а в голове всплывает смех, которого еще не было. Или уже?

Дневник растет внутри тебя, как корни. Ты находишь страницы в дуплах деревьев, под камнями, где лежат теплые яйца птиц (они пустые, но почему-то тяжелые). Чернила расплываются от капель — то ли дождя, то ли чего-то другого. К восемнадцати годам ты перестанешь бояться темноты. В двадцать два — забудешь запах маминых духов. Здесь все правда, даже то, во что ты не веришь.

А потом пробуждение. Сквозь сон чувствуешь ладонь на лбу — мама поправляет одеяло. «Опять кричала во сне» — говорит она, и голос у нее такой... будто из другого конца тоннеля. Ты пытаешься вспомнить маяк, качели, тот смех. Но остается только мокрое пятно на подушке и странная тяжесть под грудью: будто проглотила все эти страницы целиком