CONTORTED

Ты проваливаешься. Не в сон, не в забытье — в колодец, чьи стены облизывает что-то липкое и теплое, будто внутренности разверзнутого живота. Батарея фонарика хиреет у тебя в руке, а каждый щелчок затвора камеры вырывает из темноты клочья плоти... но ненадолго. Они уже учатся двигаться в свете.

Кто-то зовет тебя снизу. Тот самый голос — ты узнаешь его даже сквозь хруст собственных ребер, когда вжимаешься в трещину, прячась от шевелящихся стен.

Здесь пахнет старыми ранами и медью. Воздух густеет, превращаясь в сироп, и ты глотаешь его ртом, полным иголок. Тени ползут по потолку, повторяя изгибы твоего позвоночника... или это ты повторяешь их?

Камера щелкает — на снимке только твои пальцы, белые от напряжения. Но за спиной слышно, как костяные пальцы скребут камень.

Ты идешь глубже.

Потому что там, внизу... нет, лучше не думать о том, что шепчет вода, сочащаяся из глазниц в стенах. Лучше считать шаги (тридцать семь... тридцать восемь...) или прислушиваться к бульканью во тьме — оно почти ритмичное, почти как чье-то дыхание.

Сколько раз ты проверял запасные батарейки? Они все еще на месте... но почему тогда фонарь меркнет быстрее?

Иногда пещера вздыхает — и тогда по твоей спине пробегает холодок, будто кто-то провел мокрым ножом вдоль позвонков. Иногда смеется... или это эхо твоего собственного крика?

Ты не найдешь здесь утешения. Только новые складки тьмы, новые изгибы туннелей, которые смыкаются за тобой чуть быстрее с каждым шагом. И тот взгляд... он тяжелее камня. Он знает тебя дольше, чем ты помнишь свое имя.