Banished

Ты начинаешь с горстки людей — их дыхание белеет на холодном ветру, а руки грубеют от первых вёдер воды, принесённых из реки. Дома пахнут смолой и сырой шерстью, но это не надолго: скоро доски просохнут, а в печах зашипит дичь. Или не зашипит?

Главное здесь — не камни, не золото, а тёплая плоть. Люди. Их спины гнутся под тяжестью брёвен, их пальцы вязнут в земле, когда сеют зерно. Чем больше таких рук — тем быстрее растёт поселение. Но попробуй оставить их без дела… Сначала потухший взгляд, потом пустая бутыль в кустах, а там и голодная зима подкрадётся неслышно.

Лето — это жирные капли пота на висках дровосеков. Осень — хруст яблока в зубах ребёнка, который ещё не знает, что запасов может не хватить. Зима скрипит снегом под сапогами рыбаков, пробивающих лунки во льду. А весной? Весной ты снова считаешь пустые колыбели и понимаешь: если не успеешь срубить новый дом к свадьбе — род прервётся. Старики умрут у очагов, а молодые так и останутся чужими под одной крышей…

Кочевники приходят без предупреждения. Их глаза блестят чужим огнём — то ли попросят еды, то ли унесут последние мешки с зерном. А потом пожар: треск сухих стропил, вопли, пепел на языке. Или мор: тихий кашель за стеной, пустые улицы…

Но если выстоишь — услышишь звон колокола новой школы. Дети бегут туда, спотыкаясь о корни, а через год их руки уже увереннее кладут кирпичи. Это сладкий миг… пока не заметишь, как первые морщины легли на лицо твоего самого старого лесоруба.