Panacea

Она глотает капсулу с розоватым налётом на желатине — просто любопытства ради, просто чтобы проверить. А потом кожа начинает дышать иначе: то стягивается, как мокрый шёлк на солнце, то пульсирует, будто под ней шевелятся лишние рёбра.

Ты не выбираешь метаморфозы. Ты выбираешь, как склонить голову перед зеркалом, чтобы не увидеть в нём новый изгиб бедра... или наоборот — прикоснуться к нему кончиками пальцев, затаив дыхание.

Каждый диалог — это прикосновение. Одни фразы скользят, как чужие ладони по вспотевшей спине, другие впиваются в память зазубренными краями. Вот этот парень из аптеки — пахнет корицей и старыми книгами, но его улыбка слишком медленная, будто он разжёвывает каждое слово перед тем, как отпустить его в воздух. А та девушка? Её смех звенит пустотой пивной бутылки, катящейся по асфальту... но попробуй отказаться, когда она предложит «помочь» с новыми... особенностями.

Ты просыпаешься с кожей, отливающей перламутром, а в горле стоит комок чего-то сладкого и тяжёлого. Кто-то назовёт это проклятием. Кто-то — подарком. Но все без исключения потянутся к тебе: одни с скальпелями во взгляде, другие с дрожью в голосе.

А ещё запахи: лекарственная горечь пота после очередной трансформации, металлический привкус страха на языке, когда понимаешь — сейчас что-то сломается внутри. Или раскроется.

Выборы? Они не между добром и злом. Они между тем, чтобы позволить кому-то развязать шнурок на твоих кроссовках зубами... или самой наступить ему на горло внезапно гибкой, как змея, ногой.

И да — зеркала здесь лгут чаще людей.