Still It Runs

Ты просыпаешься в тишине, которая густеет на шерсти, как пыль. Пустой дом. Запах старого дерева, татами и чего-то сладковатого, забытого в углу... Ты — кот, и твое единственное оружие — это тихий шаг. Но разве это выбор? Ты же должен понять, куда все ушли.

Каждый скрип половицы отдается в подушечках лап. Шуршание бумаги под когтем — это уже слишком громко. Ты учишься дышать прерывисто, как будто само молчание может сломаться от твоего вздоха. А за спиной... нет, не за спиной. Она всегда сбоку, на краю зрения, где темнота перестает быть просто отсутствием света и становится чем-то осязаемым. Преследователь. Он не бегает — он возникает, как пятно в глазах после вспышки. И тогда только бежать, чувствуя, как пол уходит из-под лап, а сердце колотится где-то в горле.

Собираешь обрывки прошлого, как мышей: обгоревшая фотография здесь, оборванная мелодия там. Они царапают изнутри, эти чужие воспоминания. Становится ли от них теплее? История писателя Сесудзи не рассказывает — она прорастает сквозь трещины в ширмах, сочится из потемневшего потолка. Это не история о призраках. Это история о том, что осталось после них. О пустоте, которая помнит форму тех, кто ее заполнял.

Игра строится на этом хрупком балансе: желание узнать — и инстинкт спрятаться. Заглянуть в следующую комнату или затаиться под комодом, пока шаги за дверью не стихнут... А что ты услышишь потом? Тиканье часов? Или просто тишину, которая теперь звучит иначе?

Здесь нельзя драться. Можно только быть. Быть неслышным, быть невидимым, быть забытым — хоть на мгновение. Потому что тебя уже нашли. Просто еще не поймали