Insects Awaken

Чэнь Шань просыпается с привкусом пороха на губах — война здесь не грохочет снарядами, а шепчется за спиной, цепляется за рукава пиджака липкими пальцами заговоров. 1940-е. Чунцин давит влажным жаром, Шанхай остужает спину лезвием ветра с реки. Ты не бежишь, а проваливаешься между этими городами, как монета в щель половицы: один неверный шаг — и вот уже чужая тень копирует твои движения...

Каждый день — это лист промокшей бумаги: буквы расплываются, если слишком долго всматриваться. Можно перевернуть страницу назад, отмотать часы — но чернила уже въелись в кожу. Карта в твоих руках шелестит, как подслушанный разговор: выбери переулок с запахом жареных каштанов или портовый склад, где крысы грызут ящики с немецкими маркировками...

Персонажи здесь не говорят — они прикусывают слова. Торговец антиквариатом с дрожащими веками, певица, чей голос оставляет на стекле следы помады. Их мотивы спрятаны глубже, чем патрон в затворе. Ты собираешь обрывки: счет из аптеки, обгоревшую фотографию, ноту с пятном чая в форме материкового Китая... Ошибёшься — и внезапно понимаешь: последняя глава твоей истории пахнет миндалем и написана чужим почерком.

Чёрный кот скользит между кадрами, как тень от керосиновой лампы. Он мурлычет тебе в темноте: *"Обрати внимание на часы у капитана — они спешат ровно на семь минут..."* Но даже его советы — лишь намёк на то, что воздух здесь густеет к полуночи, а правда всегда прячется во втором слое шума.

Ты чувствуешь? Вот этот зуд под лопаткой — не нервы. Это кто-то аккуратно переставляет фигуры на доске, где твоё имя выгравировано на пешке...