Endciv

Песок скрипит на зубах, а ветер срывает последние листы с календаря — здесь время давно сломалось. Ты раздавишь сапогом ржавую банку из-под тушёнки, и эхо этого хруста разнесётся по пустоши. Вот они, твои новые подданные: трое с потрескавшимися губами и пустыми взглядами. Их спины горбятся под рюкзаками, набитыми обрывками прошлого.

Построишь колодец — и кто-то тут же прольёт воду, жадно хватая горстями. Посадишь картошку — ночь выкрадет половину ростков заморозком. А эти тени у костра… Они шепчутся о «прежнем мире», будто он не сгнил под кислотными дождями.

Торговец приходит без расписания, его телега пахнет сушёной крысой и бензином. Он смеётся, когда ты предлагаешь три мешка цемента за генератор. Но потом достаёт из-под сиденья бутылку виски — настоящего, с этикеткой. Ты ведь помнишь вкус стекла на губах?

Днём солнце прожигает кожу до волдырей. К вечеру ветер начнёт выть в щелях бараков, а к полуночи кто-нибудь обязательно упадёт лицом в грязь — не от болезни, просто ноги перестали держать. Завтра ты найдёшь его мокрым от росы, ещё тёплым… или уже нет.

А потом придут кочевники. Не просить — наблюдать. Их дети щупают твои стены пальцами, оставляя жирные следы на свежей краске. Старейшина ковыряет ножом консервную банку: «У вас тут… система». В его голосе что-то между угрозой и надеждой.

Игра не спрашивает, готов ли ты быть богом для людей, у которых даже вони осталось всего на пару дней. Она просто даёт тебе дрожащий компас с треснутым стеклом — север там, где выживешь.