Ontotis

Ты устраиваешься смотрителем в старый дом на холме — работа простая, если не считать шепота за спиной, когда ветер бьется в щели оконных рам. Роберт ищет покоя после смерти жены, но вместо этого получает ключи от места, где стены дышат сыростью, а половицы скрипят так, будто кто-то осторожно переступает с ноги на ногу прямо за твоей спиной.

Сначала кажется, что это игра в прятки с собственной тенью. Потом понимаешь: кто-то действительно следит. Фигура в углу зрения мелькает — или это отсвет фонаря на потрескавшихся обоях? В кармане холодный фонарик, в руках дрожащий блокнот с записями прежних хозяев. Каждая строчка здесь пахнет плесенью и чем-то металлическим, будто страницы пропитаны ржавой водой.

Ты проверяешь трубы, записываешь показания счетчиков, а параллельно собираешь обрывки чужой жизни: фотографии с вырезанными лицами, детскую игрушку со следами зубов на пластмассе. Головоломки складываются медленно, как кости в вывихнутой руке. Что важнее — тайник под полом или записка, приколотая к двери булавкой? Выбор кажется незначительным, пока не обнаруживаешь, что от него зависит, услышишь ты стук в дверь ближе к утру или… что-то войдет без стука.

Концовок несколько. В одной ты уезжаешь на рассвете, оставляя за спиной дом с приоткрытой входной дверью. В другой — остаешься разбирать архивы, пока пальцы не начинают цепляться за бумагу слишком липко. А есть та, где ты просто перестаешь вести дневник наблюдений. Молчание тоже ответ.

Здесь все построено на деталях: скрип пера по бумаге звучит громче шагов на лестнице, а запах лавандового саше внезапно перебивает вонь гниющих яблок в подвале. Ты не просто читаешь историю — ты трогаешь ее руками, вдыхаешь, чувствуешь вес старых ключей в кармане. И даже после финальных титров что-то шевелится в углу комнаты — может быть, занавеска… а может быть, и нет.