Amnesia: A Machine for Pigs

Он просыпается в потустороннем холоде — не от зимнего воздуха, а от липкого ужаса, въевшегося под кожу. Новый век только начался, но Освальд Мандус уже чувствует: что-то сломалось. Мексиканская лихорадка выжгла воспоминания, оставив только обрывки — машина, огромная, как собор, шепчущая шестернями…

Ты идешь по дому, где стены пахнут железом и старым салом. Под ногами скрипят половицы, будто жалуются. Чем ниже спускаешься, тем гуще воздух — он обволакивает горло теплой влагой, смешанной с чем-то кислым. Ты не хочешь знать, что это.

А потом — глаза. В темноте. Они не моргают, только горят тупым, животным гневом. Их создали. Кто-то взял мясо и кости, слепил из них этих… вещей. Твоя фабрика? Твои свиньи? Машина жужжит где-то внизу, как раздраженная оса, и ты понимаешь: она не остановится.

Ты наклоняешься подбирать записку — бумага шершавая, пахнет плесенью и чем-то сладковатым. "Папа, где ты?" Детский почерк. У тебя же были дети…

Коридоры заводят в тупики с лужами розоватой жидкости. Иногда слышишь хрип — то ли вентиляция, то ли чье-то дыхание за спиной. Поворачиваешь голову слишком медленно…