Gaucho and the Grassland

Просыпаешься от запаха полыни и теплого дыхания Пинго — он уже ждет у порога, нетерпеливо бьет копытом. Куско ворчит во сне, свернувшись у твоих ног, но тут же вскакивает: пора. Ранчо не восстановит себя само...

Ты помнишь эти земли по рассказам деда — трещины в глиняных кувшинах, выцветшие фотографии. Но теперь здесь твои следы переплетаются с волчьими, а в сумерках за холмами шевелится что-то большее, чем ветер.

Охота? Да. Но сначала — прислушаться к шороху камышей, уловить дрожь воздуха перед прыжком. Мясо пахнет железом и страхом. А потом — костер, где жир шипит на углях, а Пинго тычется мордой в плечо, выпрашивая кусок...

Пещеры. Темнота там густая, как дегтярная смола. Куско рычит на стены, покрытые символами, которые жгут пальцы при касании. Кто оставил их — люди или те, кто притворялся людьми?

Дом строят не только доски. Это и скрип кожаных ремней под тяжестью инструментов, и пыль на веках после долгого дня. Ты расширяешь границы — то к реке, где вода ледяная даже в зной, то к каньонам, где эхо повторяет твои шаги с насмешливой точностью...

А ночью — небо давит грузом звезд, и кажется: если протянешь руку, сорвешь одну с потолка мира. Куско воет на луну. Пинго спит стоя. А ты гадаешь — завтра найдешь сокровище или очередную загадку без ответа?