An Aisling

Остров Рашинмор когда-то дышал соленым ветром и детским смехом — теперь он застыл, как глоток, который не решаешься проглотить. Ты просыпаешься на вершине, и в горле щемит от забытого сна. Что это было? Клочья воспоминаний липнут к пальцам, но разлепить их не получается...

Раньше здесь сушили сети, сплетничали у причала, а теперь тишину режет только скрип флюгера над пустой таверной. Люди исчезают. Не все сразу — по одному, будто кто-то аккуратно выдергивает нитки из ткани. Власти разводят руками, соседи шепчутся за закрытыми ставнями. Ты идешь по следам, которые ведут в чащу, в подвалы, в чужие сны — и каждый камешек под ногами кажется чужим зубом.

Говоришь с ними — рыбаками, старухами, бродячими псами. Одни пахнут дрожжами и страхом, другие — ладаном и ложью. Можно поделиться хлебом или схватить за горло... но знаешь ли ты, чьи пальцы потом зашуршат у тебя за спиной? Даже добро здесь пахнет плесенью.

Головоломки? Да, но они не в замках или шифрах — они в том, как дрогнул голос мясника, когда ты спросила про его пропавшую дочь. В том, как треснула рама на пороге заброшенной школы... будто кто-то слишком сильно захлопнул дверь изнутри.

Выбираешь слово — получаешь нож в ребро или спрятанную под половицей карту. Улыбаешься не тому человеку — и вот уже тень от маяка ложится на берег совсем под другим углом. А потом понимаешь: этот остров никогда не был *твоим*. Он просто позволил тебе думать так — ровно до того момента, пока ты не полезла в его раны пальцами.