Ballads at Midnight

Темный замок пахнет сыростью и железом — запах крови въелся в камни настолько, что даже сквозь плесень пробивается. Здесь, в камере с решеткой вместо потолка, Эбигейл понимает: ее жизнь теперь стоит ровно столько, сколько продлится последняя баллада. Люциус появляется бесшумно, как тень от погасшей свечи. Его пальцы, холоднее зимнего ветра, приподнимают подбородок девушки... а голос звучит так, будто кто-то провел смычком по струнам ее ребер.

— Одна песня. Каждую ночь. И ты проживешь до рассвета.

Он не упоминает, что голос — это единственное, что осталось у нее теплого.

Выборы здесь — как ножевые удары: быстрые, необратимые. Сказать ему «да» с кокетливой улыбкой или плюнуть в лицо? Шептать слова любви или выцарапать их на его коже? Каждый ответ меняет вкус истории — то медвяным вином, то желчью.

Ты услышишь, как трескается лед в его голосе, когда он впервые называет ее не «бардом», а «Эбигейл». Заметишь, как его зрачки расширяются при звуках лютни — будто жажда крови внезапно переросла во что-то более опасное. Но разве вампир может любить? Или это просто еще один способ продлить игру...

42 000 слов сплетают три финала: один обожжет горло пеплом, другой оставит на губах привкус медной монеты (плата за счастье всегда берется вперед), третий — разорвет грудь пополам, как слишком громкая нота.

А пока... пока есть только темнота камеры, шепот стихов между ударами сердца и острый смех Люциуса — тот самый, после которого хочется проверить, цела ли шея.