Come See Me Tonight

Тепло фонарей над храмовыми воротами растворяется в вечернем воздухе, смешиваясь с запахом ладана и прелой листвы. Ты — тот самый паренек, чьи пальцы знают вес каждого ритуального колокольчика, чьи ступни запомнили каждый камень на пути к святилищу. Но сегодня вечером камни под ногами жгут по-другому: девичьи смешки за стеной склада, где хранятся праздничные фонари, щекочут кожу куда сильнее, чем осенний ветер.

Готовишь не только алтари. Три пары глаз следят за твоими движениями — одна пара чуть влажная от усердия, другая игриво прищурена, третья прячется за челкой, но ты чувствуешь ее взгляд на своем затылке. Они должны танцевать. Должны, потому что камеры уже расставили у главных ворот, потому что шепоток бабушек у лавок с яблочной пастилой густеет с каждым днем: "А та, рыженькая, в прошлом году споткнулась о кимоно..."

Ты учишь их не только движениям. Ладонь на пояснице — чтобы почувствовать ритм. Шепот на раскаленном ухе — чтобы поймать нужный вздох. Иногда помощь превращается в нечто большее: скрип татами под внезапно опустившимися телами, стук деревянных гэта о пол, когда одна из них в порыве забывает их сбросить...

Выбор всегда за тобой. То ли поправить бант на рукаве с деланным безразличием, то ли развязать его зубами. То ли подбодрить перед выходом на сцену — или оставить синяк на бедре как тайный знак. В конце концов, урожай собирают не только с полей.

А потом — свет софитов, хлопки сухих ладоней зрителей и... тишина за кулисами, где одна из них ждет. Неблагодарная работа — быть чьим-то вдохновением. Особенно когда губы пахнут гранатом, а пальцы все еще дрожат от напряжения струн сямисэна...