The Hanged Man

Холод впивается в легкие, как ржавые гвозди, когда Уильям бежит сквозь метель, сжимая в кармане дрожащий комочек шерсти — единственное тепло в этом городе. Поп пищит что-то о "старом зернохранилище", но ветер рвет слова в клочья. Заброшенное здание глотает их целиком, пахнет плесенью и чем-то сладковатым... как будто кто-то забыл здесь варенье лет двадцать назад.

Потом — тишина. Пустота в кармане. И этот звук: царапанье коготков где-то за стеной, уже не Попа, нет, что-то крупнее, методичное...

Ты идешь на голос. Всегда идешь. Разбитые фонари хрустят под ботинками, стекло впивается в подошву — боль тупая, далекая. В коридорах оседает пыль, она липнет к потным ладоням, заставляет кашлять. Каждая дверь скрипит по-своему: одна — как старуха на похоронах, другая — как несмазанная петля гильотины.

А потом эти слова, выцарапанные на стене: *дитя демона*. Кровь или краска? Пальцы сами тянутся проверить... Ошибка. Стена шевелится под кожей.

Бежать? Но куда — если каждый поворот ведет обратно к той же комнате с иконой, где глаза святого слезятся смолой. Иногда кажется, что здание дышит в такт твоим шагам. Иногда оно задерживает воздух — и ты задыхаешься вместе с ним.

Выборы здесь липкие, как раны: прикрыть дверь перед чьим-то стоном или шагнуть во тьму? Подобрать нож (он теплый, будто только что выпал из чьих-то рук) или сделать вид, что не заметил пятен на рукояти? Каждый поступок оставляет след — не на полу, нет... Где-то глубже.

Конец? Их несколько. Один пахнет жжеными волосами, другой — мокрым снегом. Но сначала найди Попа. Если это еще он...