The Pilgrimage

Космос здесь не гремит взрывами — он шепчет сквозь обшивку корабля, как старый кондиционер в пустой квартире. Тали привыкла к реву боев, но тишина паломничества давит на виски плотнее, чем скафандр после восьмичасового выхода.

Ты ведешь ее через ржавые воздуховоды торговых станций, где запах озона смешивается с приторным ароматом дешевого синтетического масла. Каждый шаг отзывается эхом в пустом шлеме: вот она нащупывает пальцами трещину в броне чужого корабля, вот ловит взгляд турианского контрабандиста — не враждебный, просто... усталый. Разве галактика не должна была казаться больше?

Решения приходят как спазмы в мышцах: украсть запчасти или выторговать? Довериться дрожащему голосу волуса за терминалом или ударить первой? Здесь нет правильных ответов, только последствия — они оседают в горле комком, когда Тали снимает шлем в укромном уголке и трет след от ремня на шее.

А эти сны... В них она снова ребенок на флотилии, где воздух пахнет переработанной водой и страхом. Просыпается с руками, сжатыми в кулаки — будто до сих пор держит отвертку, которой чинила "Нормандию". Но Шепард далеко, а перед ней только звезды и вопрос: что ты оставишь после себя? Ржавчину на чужих доках или что-то... тяжелее?

Диалоги здесь не ветвятся — они змеятся. Одно неверное слово, и местный батарианский бармен "забывает" предупредить о засаде. Голос Тали дрожит (ты слышишь это сквозь фильтры маски), когда она объясняет кварианским беженцам, что не может взять их на борт. Их глаза — да хоть бы ненавидели! — просто понимают.

К финалу скафандр будто наливается свинцом. Не от повреждений — от груза этих мелких выборов. И когда двигатель наконец ревет к жизни, кажется, это кричит что-то внутри нее самой... или ты просто начал верить в ее голос так же сильно, как она?