Midnight Ramen

Готовишь рамен. Лапша, бульон, начинка — все как положено. Но пальцы скользят по клавишам чуть медленнее, когда в ларек заходит тот самый клиент. Тот, у кого в уголках глаз застряла усталость, а между слов — паузы потяжелее свинца.

Ты варишь не просто суп. Ты разматываешь клубок чужих жизней. Вот ложка стучит о фарфор, вот пар от миски обжигает ладони, а за стойкой кто-то вдруг признается в чем-то таком, что не сказал бы даже под утро после пятого бокала.

Почему именно здесь? Может, дело в том, как жир с бульона отсвечивает под неоновым светом, или в том, как парень с татуировкой дракона вдруг ковыряет ногтем трещину на столешнице, прежде чем заговорить о своем отце...

А потом — тишина. Только бульканье воды, шелест бамбукового дуршлага и чей-то смешок, который лопается, как пузырь воздуха в кипятке.

Но если прислушаться (а ты уже не можешь не прислушиваться), под этим слоем обыденности что-то шевелится. Клиенты возвращаются — не потому что голодны, а потому что ты случайно подал им не еду, а зеркало.

И ладно бы только они... Сам ларек будто дышит. В углу лежит потрепанная книжка с рецептами, страницы которой пахнут чем-то большим, чем соевый соус. А ночью, когда последний посетитель уходит, кажется, будто воздух все еще гудит от невысказанных слов...