Labyrinthine Dreams

Ты идешь за ней в темноту, спотыкаясь о собственное дыхание — слишком громкое, слишком неровное. Лабиринт скрипит на изгибах, будто кости под кожей, а где-то за спиной что-то шаркает... не догонит? Пока нет.

Бет не говорит, что боится. Ты чувствуешь это по тому, как ее пальцы цепляются за рукав — твой или воображаемый, уже не разберешь. Ее жизнь рассыпана по этим коридорам: вот обрывок детского смеха (пахнет жженым сахаром), вот пятно чернил на стене, повторяющее контур чьей-то руки. Разгадывать головоломки — все равно что ковырять засохшую кровь под ногтями: больно, но остановиться нельзя.

Монстр дышит в затылок. Не буквально — ты лишь слышишь, как воздух густеет перед поворотом. Он научился имитировать звук шагов: теперь твое сердце колотится в такт чужой походке.

А еще эти сны. Вернее, моменты между сном и яростью, когда экран мерцает, и ты вдруг видишь себя со стороны: сидишь с гудящими от напряжения запястьями, а Бет где-то там — маленькая, злая, беспомощная. Художник играл с перспективой как ножом: потолок то давит, то растворяется в звездах, стены дышат влажным теплом... или это твои ладони потеют?

Музыка — отдельный трип. То скрипка режет тишину как бритва, то низкий гул заставляет зубы сводить. Одна мелодия напоминает колыбельную, но слова никак не вспомнить... может, их и не было?

Ты идешь дальше. Находишь записки (бумага шершавая, будто обожженная), разгадываешь ребусы (они пахнут пылью и мятной жвачкой). Иногда кажется, что лабиринт подстраивается под твои ошибки — сужает коридоры именно там, где хочется бежать... или это она так кричит беззвучно?

А потом — финал. Не буду спойлерить. Скажу только: приготовься к тому, что в горле останется комок размером ровно с ту самую детскую тайну...