Changeling Tale

Ветер гонит по камням запах вереска и дыма — Шотландия 1919-го не спешит зализывать раны. Ты вернешься домой с пулей под ребром и пустотой вместо наград, но война оставит тебе кое-что... странное. Как тот шрам, что чешется перед дождем.

Сестры Маклауд — не просто соседки. Их смех пахнет корицей, а в глазах прячется что-то... нечеловеческое. Помнишь, как в детстве они угощали тебя черничным пирогом? Теперь крошки на их губах кажутся слишком яркими, почти кровавыми.

Ты выбираешь слова осторожно, будто разминируешь поле. Каждый диалог — шаг к разгадке или пропасти. Вот Эйлин роняет платок (намеренно?), вот Мэйри щурится на солнце (зрачки сужаются вертикально?), а Флора... ты точно помнил ее уши такими острыми?

Городок живет в полумраке: аптекарь шепчет за спиной, витрины отражают морды вместо лиц, а из церковного хора доносится рычание. Ты вслушиваешься в скрип половиц — может, это не дом скрипит, а твои кости?

Мини-игры — как вспышки старой боли: соберешь рассыпанные письма, подберешь ключ к шкатулке с чужими клыками внутри. А потом снова текст, море текста — он обволакивает, как влажный туман.

Три финала ждут тебя: один пахнет порохом, другой — лавандой, третий... ты точно хочешь знать? Иногда лучше не видеть, как шевелятся тени за спиной у того, кого ты целуешь.

Саундтрек скребется в висках: волынка превращается в стон, фортепиано подрагивает, будто по клавишам пробежала чья-то когтистая лапа. Нажмешь паузу — и услышишь собственное дыхание. Оно все еще ровное?

Эротика здесь — как шрам под одеждой: не главное, но без нее история теряет вкус соли на губах. Ты будешь помнить тепло чужой кожи... пока не поймешь, что это была шерсть.