Presence

Дверь скрипит слишком громко для пустого холла. Ты ждала учителя, дежурного, хоть кого-то — но только пыль на подоконнике шевелится в ответ. Странно, правда? Школа-интернат не должна пахнуть старыми книгами и... чем-то кислым, будто забытые яблоки закатились под шкаф.

Ты идешь по коридору — твои шаги глухо отдаются в висках. Вот пятно на линолеуме: сначала думаешь, что краска, потом замечаешь, как оно тянется к стене неровными языками. Тело само замедляется, хотя разум шепчет: «Не смотри».

За углом — первый труп. Не ребенок, слава богу. Взрослый. Рука замерла в неестественном жесте, будто он хотел что-то оттолкнуть. Или поймать. Кровь уже не алая, а густая, как варенье на дне банки. Ты чувствуешь, как желудок сжимается, но рвоты нет — только сухой ком в горле.

Здесь нет скримеров. Только скрип половиц под невидимым весом где-то на втором этаже. Шорох за спиной — обернешься, и тишина тут же прилипает к коже мурашками. Может, это ветер? Или кто-то только что задержал дыхание?

Записки попадаются редко: обрывки дневников, каракули на полях учебника. «Они не ушли», «не открывай окно», «он слышит шаги». Детский почерк дрожит на бумаге — ты ловишь себя на мысли, что ищешь среди этих строчек знакомые буквы. Андрюша всегда писал «а» с завитушкой...

Ключи прячутся в самых неудобных местах: под трупом (придется перевернуть), в вентиляции (пальцы поцарапаны о края решетки), внутри разбитого монитора (осколки впиваются в ладонь). Каждый щелчок замка звучит как спасение — пока не понимаешь, что за следующей дверью темнота только гуще.

Иногда кажется, что кто-то ведет тебя: легкий толчок в спину, шепот из динамиков телефона на столе (он разряжен уже три дня). Ты научилась не оборачиваться. Лучше вслушиваться в тишину — там есть ритм. Шаги? Дыхание? Или просто кровь стучит в ушах...