Blackberry Honey

Ливерпуль пахнет угольной пылью и мокрой шерстью — но Лорина Во уже забыла, как дышит полной грудью. Девятнадцать лет, а ладони в трещинах, будто у старухи. Ты просыпаешься в темноте, нащупываешь фартук, и снова этот скрип половиц под ногами... как будто дом стонет.

Сначала была усадьба Хартвелл. Потом — шепот за спиной, горячий чай, пролитый на бархатное кресло, и внезапная пустота в кармане вместо жалованья. Поместье Блай встретило ее скрипом перьевых метелок по паркету: другие горничные щелкали языками, точно сороки, а леди Констанция — эта двенадцатилетняя кукла с бантами — тыкала каблучком в спину, проверяя, не дрогнет ли.

И только Таохуа молчала.

Ты заметишь ее сразу: запах жасминового мыла в коридоре, где у всех пахнет потом. Китаянка, которая смеется без звука и спит одна — без шести других тел в каморке под крышей. Разве так бывает? Сначала Лорина стискивала зубы: еще одна привилегированная... Но однажды зимним утром та подсунула ей чашку с чем-то обжигающим и горьким — чай? Лекарство? — и пальцы их случайно соприкоснулись.

Сто тысяч слов — а выбора нет. Ты лишь наблюдаешь, как ненависть превращается в что-то хрупкое... как лед на лужах возле конюшни: кажется, наступи — и провалишься. Впрочем, кто сказал, что викторианская Англия терпит трещины?

Семь часов чтения — и ни одной развилки. Но разве жизнь спрашивает, куда свернуть?