Heartworm

Ты застрянешь в теле Сэм — девушки, у которой ноги в шрамах, а окна забиты досками. Она не выходит. Не может. В комнате пахнет пылью и старыми бинтами, а скрип пружин дивана звучит громче, чем её собственное дыхание. Потом приходит кассета. Ты вставишь её в плеер, и экран проглотит тебя целиком...

Проснёшься там, где стены шепчут твоим голосом. Знакомо? Дежавю липнет к коже, как пот. Город пуст, но плакаты кричат: «Вспомни». Буквы на них дрожат, будто под ветром, хотя воздух неподвижен.

Камера щелкает, переключая ракурсы — ты шагаешь из одного угла экрана в другой, как по клеткам лабиринта. Фиксированные углы съёмки давят на виски: вот коридор, где тень слишком долго тает после твоего прохода... вот комната с пианино, на клавишах — отпечатки чьих-то пальцев. Не твоих?

Ты роешься в ящиках. Стекло аптечки царапает ладони, а внутри — только пустые флаконы и записка с детским почерком: «Они не ушли». Головоломки требуют не логики, а инстинкта — повернёшь ручку двери на три щелчка назад, услышишь смех за спиной... или это просто скрип половиц?

Комментарии Сэм всплывают текстом — сухим и обрывистым. «Здесь пахнет мокрым пеплом». «Я это уже видела». Документы разбросаны, как крошки: дневник врача с вырванными страницами, письмо без адресата («Прости, что оставила тебя в темноте»). Каждая бумажка — игла под ногти.

Графика будто сошла с экрана старого телевизора: пиксели звенят на зубах, тени ползут неестественно резко. Это не ностальгия — это ловушка. Ты ждёшь прыжка из тьмы, но настоящий ужас в другом: иногда камера ненадолго зависает... и в отражении монитора видишь не Сэм.