bloody lonely cold

Ты задерживаешь дыхание, когда скрип линолеума под ногами отдается в пустых глазницах коридоров. Больница дышит — стены сжимаются на вдохе, пахнет формалином и чем-то сладковато-гнилым, будто за плиткой спрятали разлагающиеся конфеты.

Чжэнгуан Фэнша не должна была здесь оказаться. Рыбацкая деревня, отец с потрескавшимися от радиационных ожогов губами, мать, исчезнувшая в дождь... А теперь эти коридоры. Они плетут петли, как кишечник, переваривающий надежду.

Профессор. Его голос — звук скальпеля по стеклу. Он шепчет что-то о квантовой телепортации, а ты находишь отца в процедурной: его тело колышется, как жидкий азот, пальцы растягиваются в нити, цепляются за потолок.

Ты бежишь. Не потому что страшно (хотя да, страшно), а потому что в ушах стучит: *они все еще живы*. Запертые в палатах пациенты стучат костяшками по дверям — их кожа уже не держит кости, но они помнят свои имена.

2035 год. Мир трещит по швам, но здесь, среди капельниц с мутной жидкостью и рентгеновских снимков, где вместо органов — черные пустоты, апокалипсис уже случился.

Собираешь обрывки записей: «образец Б-Е демонстрирует фазовый переход при...» Оборвано. В кармане халата — ключ-бабочка, холодный, как слеза. Лабиринт ведет в морг... или это операционная? Зеркала на стенах отражают не тебя, а что-то с слишком длинной шеей.

Ты включаешь диктофон матери: «Если сольется слишком много теней...» Голос дрожит. Вентиляция выдыхает ледяной воздух прямо в позвоночник.

Что страшнее — монстры или то, во что превращают людей? Профессор уверен: он спасает мир. Ты видишь только шприцы с мерцающей жидкостью и как пациенты... нет, уже *образцы*... сливаются со стенами, будто их стирают ластиком из реальности.

Конец близко? Или он уже здесь, в каждом пятне плесени, которое шевелится при свете фонаря?