Echoes in the Storm

Ты приезжаешь сюда расследовать, а в итоге начинаешь копаться в собственной голове. Это место — арктический поселок, запертый в буре, — медленно растворяет тебя. Холод здесь не снаружи, он просачивается сквозь кожу и оседает где-то в основании черепа.

Твой кабинет — это стол, заваленный чужими кошмарами. Полицейские отчеты пахнут пылью и старой бумагой, медицинские записи из морга отдают формалином, который щиплет ноздри даже спустя часы. А эти дневники... их страницы шуршат как сухая кожа. Ты собираешь обрывки: старую фотографию, где все улыбаются, но чей-то взгляд смотрит мимо кадра; обледеневшую детскую игрушку, найденную на тропе; радиопомехи, в которых вдруг проступает чей-то сдавленный шепот. Каждый предмет — это заноза в памяти. Не только поселка, но и твоей собственной.

Приходится включать старый маяк. Его луч режет тьму, и на стенах домов, казавшихся просто гниющими от снега, проявляются символы. Они были там всегда. Просто нужен особый свет, чтобы их увидеть. Разве не так работает любая правда?

А потом начинаются головоломки. Твои воспоминания — искаженные, будто отражение в треснувшем льду — становятся ключом. Чтобы понять, что случилось с ними, тебе придется вспомнить, что случилось с тобой. Граница между следователем и тем, за кем ведут след, становится тоньше листа бумаги из того самого дневника.

Здесь даже юмор какой-то костяной, сухой и неуместный. Находишь записку с плоской шуткой на полях трагического отчета — и не понимаешь, смеяться тебе или мороз по коже должен пробежать.

В конце концов ты соберешь все улики. Разложишь их перед собой. И сделаешь выбор. Их всего три. Один — бегство. Другой — жертва. Третий... третий похож на прозрение, но какое у него послевкусие? Горькое? Или просто пустое?

Это не просто поиск преступника. Это попытка собрать себя по кусочкам в ледяной темноте под вой ветра. Получится ли?