One Last Crane

Город пахнет мокрым асфальтом и чем-то сладким — может, цветущей сакурой, а может, жжёным сахаром из ларька на углу. Юки щурится от солнца, но боль за глазницей не уходит. Она теперь всегда с ним, как тень в полдень. Врачи разводили руками, таблетки превращались в мел, а надежда вытекала сквозь пальцы...

Он вернулся. Не ради себя — ради неё. Саки должна была ждать его у старого моста, там, где они когда-то повязали ленточки на ветку ивы. Но дом её пуст, будто вымер. Вместо ответов — пыль на подоконнике и соседка с руками, пахнущими зеленым чаем: «Уехала», — говорит Тихиро, и это слово режет глубже скальпеля.

А потом появляется Аска. Та же форма губ, тот же изгиб бровей — но взгляд будто ледяной дождь. Она смеётся с одноклассниками, а Юки чувствует, как опухоль сжимает виски в тисках. Почему она делает вид, что не знает его? Или... знает слишком хорошо?

Ты листаешь диалоги, будто страницы дневника с вырванными листами. Музыка — то скрипка, то шум поезда за окном — подсказывает: здесь что-то не так. Выборы кажутся простыми («спросить напрямую» или «промолчать»), но каждое слово оставляет царапины на сюжете. Иногда экран гаснет на секунду — будто моргаешь ты сам, уставший от бессонницы.

Четыре часа. Столько нужно, чтобы понять: журавль из бумаги может быть крепче стальных мостов... или размокнуть под дождём, превратившись в комок серой массы.