National Park Girls

Ты засыпаешь под треск костра в палатке, а просыпаешься от того, что кто-то дышит тебе в затылок — слишком близко, слишком тепло. Это не медведь, хотя бы. Перед тобой стоит девушка с глазами, как у озера на рассвете, и говорит, что ты вторые сутки копошишься в её землях без разрешения. Твоя рука автоматически тянется к рации, но пальцы натыкаются только на складки спальника.

Йосемити пахнет хвоей и влажным гранитом. Она разговаривает медленно, растягивает слова, будто кленовый сироп — и так же прилипает к тебе вопросами. Ты знаешь каждый её камень, каждую тропу, но сейчас они смотрят на тебя свысока.

Сион — это песок в ботинках даже там, где его не должно быть. Она смеётся резко и громко, а потом внезапно замолкает, будто ветер сорвал звук с края каньона. Её руки шершавые от пыли, но когда она хватает тебя за запястье, чтобы тащить куда-то вверх по скале, ты чувствуешь под пальцами пульс — частый, неровный.

А Йеллоустоун... Ты помнишь, как пахнет сера? Она пахнет именно так. Горячо и резко. Она говорит о пожаре так, будто это объятие, а не катастрофа — и ты вдруг понимаешь, почему все таблички здесь кричат об опасности красным по белому.

Джесси орёт в рацию так, что динамик хрипит. Ты не отвечаешь. Кто поверит, что твой начальник сейчас — это полторы тонны гранита и упрямства?

Ты выбираешь реплики наугад: то ли это бред обезвоживания, то ли ты действительно трогаешь ладонью трещину в скале — а она вздрагивает. Ветер приносит запах грозы и что-то ещё... Жасмин? Нет, это просто Йосемити опять принесла чай из тех трав, что растут только на северном склоне.

Финал оставляет во рту привкус дыма — но ты уже не уверена, от костра он или от той девушки с раскалёнными ладонями. Может быть, вернёшься завтра и проверишь?