Over The Hills And Far Away

Дождь бьет по плечам, как картечь — Уильям Обри шатается, чувствуя, как рана под ребрами пульсирует горячей волной. Война 1812 года не закончилась, просто теперь он воюет с грязью под сапогами и собственным истощением.

Сарай пахнет прелым сеном и чем-то металлическим — кровь? Ржавчина? Он уже не различает. Гроза воет за стеной, а внутри... внутри девушка. Индианка. Сидит в углу, будто ждала его, хотя пальцы ее сжимают нож так, будто хотят забыть его в чьей-то плоти.

— Май, — бросает она, и имя звучит как вызов.

Он мог бы уйти. Но куда? Ветер рвет деревья с корнями, а его ноги — это две старые тряпки, набитые свинцовой усталостью. Они оба знают: сейчас здесь тише, чем на фронте. Хотя бы на час.

Кровь сочится сквозь повязку, пропитывая рубашку липкой теплотой. Май щурится — видит это? Чувствует? Ее дыхание ровное, но слишком громкое, будто она считает каждый его вдох...

Что хуже: умереть от пули или от молчания в четырех стенах с тем, кто, возможно, мечтает ткнуть тебе ножом в спину?

Он приваливается к стене. Дождь стучит по крыше все реже — буря проходит. А война нет. Она ждет за порогом, разевая пасть голодного зверя...