Death and Taxes

Ты сидишь за столом, заваленным папками. Бумаги шелестят, как сухие листья под чьими-то торопливыми шагами. Каждый документ — чья-то жизнь. Ты не подписываешь приговоры, ты просто... расставляешь галочки. Красной ручкой. Иногда чернила размазываются от пота на пальцах.

Офис пахнет старым деревом и кофе, который уже три часа остывает в кружке. За окном — не город, а что-то вроде акварельного пятна: мазки света, тени, смутные силуэты. Мир за стеклом меняется, когда ты вычеркиваешь имя или оставляешь его жирным плюсом.

Кто-то должен умереть сегодня? Или завтра? А может, этот старик с портрета проживет еще год — и тогда его внук изобретет лекарство от чего-то страшного. Или не изобретет. Ты никогда не узнаешь наверняка. Только услышишь, как где-то хлопает дверь...

На столе — зеркальце. Ты ловишь свое отражение между делами: пустые глазницы, костяные пальцы, нервно постукивающие по краю стола. "Неплохо справляешься", — говоришь себе. Или: "Опять облажался". Лифт гудит, везя тебя вниз, к Mortimer's Plunder Emporium — там продают безделушки для тех, кому некуда девать вечность. Череп-карандашница? Почему бы нет.

А еще есть кошка. Теплый комок шерсти, мурлыкающий под рукой, пока ты решаешь судьбы. Премия в конверте — хрустящие купюры за "усердие". Босс хвалит сквозь зубы: "Хорошая работа". Плохая работа? Никто не заметит... пока не заметит весь мир.

Музыка в лифте напоминает колыбельную для того, кто никогда не уснет. Иногда ты включаешь ее просто чтобы заглушить тиканье часов на стене. Они здесь повсюду — часы. Но стрелки движутся только когда ты делаешь выбор...