Bahamut and the Waqwaq Tree

Океан помнит, как шевелился жабрами. Теперь он застыл — тяжелый, как пропитанная свинцом ткань. Темнота здесь не просто отсутствие света: она липнет к коже, оставляет на губах привкус ржавых гвоздей.

Ты плывешь. Не в воде — в чьем-то давнем сне. Кораллы еще хранят следы былых оттенков, но их цвет потускнел, будто выгорел под солнцем, которого здесь никогда не было. Руины проступают из мрака неожиданно: вот башня, оплетенная чем-то вроде корней... или вен?

Глубина давит на виски. Чем ниже — тем плотнее становится тьма, она уже не просто фон, а вещество. Ты пытаешься разглядеть контуры, но они ускользают, будто сквозь пальцы просачивается чернильная вода. А потом — звук. Не рычание, нет. Скорее... щелчок, будто кто-то ломает сухую кость за твоей спиной.

Свет — твой и чужой одновременно — дрожит в ладонях, как пойманная медуза. Он обжигает, когда ты направляешь его в трещины между камнями, высвечивая символы, которые болят глаза. Эти письмена не читают — их чувствуют кожей: они зудят, даже когда ты отворачиваешься.

А головоломки... Они не требуют логики. Ты поворачиваешь плиту с рельефом рыб, и где-то вдалеке слышишь хруст — будто огромные челюсти смыкаются после века голодания. Проход открывается. Или это пасть?

Иногда кажется, что руины наблюдают. Ждут, когда ты сложишь их историю из обрывков: вот обломок маски с пустыми глазницами, вот сосуд с пеплом, который шевелится при касании... Кто здесь был жертвой — древние или ты?

Глубже — хуже. Вода густеет до сиропа, каждый глоток воздуха (да, тут странным образом можно дышать) отдает медью. Но именно там скрипит тот самый вакуак: дерево-монстр, чьи ветви пронзают все слои Ма'ина. Его плоды похожи на сердца — бьются в такт твоему страху...