Rooted

2100 год. Воздух густой, как сироп — не от жары, а от спор. Они оседают на коже липкой пленкой, заставляют кашлять по утрам. Ты просыпаешься в лагере под вой чего-то, что когда-то было собакой.

Города теперь — скелеты, обтянутые зеленой плотью. Бетон трещит под напором корней, асфальт вздыбливается, как старая рана. Вчерашний небоскреб сегодня — грибница, где эхо шагов смешивается с шелестом лиан. Заходишь в аптеку — стекло хрустит под ботинками, запах плесени бьет в нос… а потом скрип ржавых петель вырывает из темноты то, что там пряталось.

Выживание здесь — это не героизм. Это глоток воды из фильтра, который ты три дня мастерил из старого аквариума. Это дрожь в пальцах, когда чинишь генератор под вой ветра в разбитых окнах. Ты не герой — ты тот, кто нашел банку тушенки под грудой битого кирпича и спрятал ее от других.

Лагерь — не крепость. Это нервный узел: провода тянутся к солнечным панелям, ловушки звенят на ветру, как больные зубы. Стены из шифера и автомобильных дверей дрожат каждую ночь. А еще там есть стул. Один нормальный стул с резными ножками — ты вытащил его из-под обрушенной веранды. Сидишь, чистишь ствол и думаешь: кто здесь последний сумасшедший? Ты или мир?

Крафт — это не меню с иконками. Это мозоли на ладонях от напильника, это вонь паяльника и ожоги от перегретых труб. Соберешь дрон из старых телефонов — а он взвивается вверх и падает в реку с тихим бульканьем… как будто смеется.

Кооператив? Да, можно и так. Но доверие здесь пахнет порохом и йодом. Вы делитесь патронами, но не секретами; спите спиной к спине, но нож всегда на поясе. А потом находите бункер с консервами… и внезапно понимаете, что еды хватит только на одного.

Здесь нет квестов с восклицательными знаками над головами. Есть только тень на стене — слишком высокая для человека… и слишком быстрая для зверя.