The Family Sin

Ты просыпаешься в комнате с запахом старой древесины и пыли — не твоей, но теперь будто бы твоей. Город за окном дышит тишиной, слишком густой для обычного утра. Здесь каждый камень помнит больше, чем говорит... а местные? Они смотрят сквозь тебя, будто ты уже часть пейзажа.

Выборы настигают внезапно: сказать ли правду или промолчать, довериться ли странному соседу с дрожащими руками или отшатнуться от его дыхания, пахнущего мятой и чем-то металлическим. Каждый шаг оставляет след — не на пыльных улицах, а в чьих-то зрачках, сужающихся от узнавания.

Кто-то шепчет тебе на ухо историю, а кто-то в это время аккуратно перекладывает нож в ящике стола. Ты чувствуешь это — не звук, а холодок вдоль позвоночника. Игра не спрашивает, готов ли ты. Она просто дает тебе в руки нити, спутанные в узлы чужими пальцами...

Концовки ждут, как недописанные письма в ящике комода. Одна пахнет ладаном, другая — гарью. А третью ты, возможно, так и не найдешь — потому что иногда правда прячется не в словах, а в том, как дрогнули веки собеседника, когда ты задал не тот вопрос.

Здесь манипуляция — это не механизм, а что-то органичное: теплое дыхание на шее, внезапная головная боль после разговора с хозяйкой пансиона. Ты ловишь себя на мысли, что повторяешь чужие фразы — свои ли решения ты принимаешь?

Город обволакивает. Персонажи отражают тебя осколками: вот девушка со шрамом на запястье смеется твоими же интонациями, а старик в библиотеке щурится так, будто знает твой следующий вопрос... до того, как ты его озвучил.

Игра не торопится раскрывать карты. Она позволяет тебе увязнуть в паутине полуправд — пока однажды ты не проснешься с четким пониманием: выход был всегда. Но теперь он кажется слишком узким... или это ты разучился пролезать в щели?