S.C.Short

Тепло амстердамского вечера обволакивает кожу, как шелк от забытого платья — Мишель шагает по мостовой, и каждый камень под ногами шепчет о свободе. Ветер с канала несет запах сырости, жареных каштанов и чего-то запретного... Остановка. Тусклый свет фонаря выхватывает из темноты профиль незнакомки: острый локоть, завиток волны на виске, губы, сжатые в усмешке.

Ты знаешь этот взгляд — он скользит по бедрам, задерживается на декольте, будто пробует на вкус. Легкий треск сигареты, хриплый смешок. «Американка?» — голос как дым, просачивающийся сквозь решетку легких.

Квартира дочери пустует — она уехала к друзьям, оставив в прихожей следы духов и школьных секретов. Но здесь, в гостиной с низкими потолками XVII века, пахнет иначе: дорогим коньяком, потом на шее у той самой незнакомки, ее пальцами, впивающимися в кожу Мишель...

Диалоги? Да. Но они рассыпаются быстрее пуговиц на блузке. Каждый выбор — не слова, а губы на внутренней стороне бедра, внезапная дрожь в коленях. Ты не успеваешь читать — только чувствуешь: влажность между страницами текста, стон, приглушенный смехом над ухом.

А потом графика. Не просто пиксели — поры на коже бликов от свечей, родинка под левой грудью у героини №2 (или №3?), мурашки на ее спине когда твои пальцы... Ну ты понял.

Ирония? Конечно. Ведь ты пришел за историей про «поиск лучшей жизни», а остался ради того как Мишель теряет контроль над голосом в 4 утра.

Где-то за окном плывет лодка с туристами — но здесь только скрип кровати и хруст старых половиц под коленями. Амстердам больше не город. Он стал языком на теле...