Unleashed

Пожар оставляет от общежития только запах гари и мокрый пепел, прилипающий к подошвам. Отец бросает спасательный круг — старую знакомую с пустующей комнатой. Ты везешь чемодан, набитый тревогой и дезодорантом, который вот-вот перестанет справляться…

Дверь открывает она. Тепло корицы, шепот бисера на запястье, взгляд, скользящий ниже пояса — все это заставляет глоток застрять в горле. Ее смех звенит как бокалы при тосте: «Ну что, поселишься у нас, мальчик?» Ты еще не знаешь, что «нас» значит троих.

Гостиная превращается в минное поле: здесь каждая подушка помнит форму чьего-то тела, каждый смешок пропитан двойным смыслом. Оливия поправляет бретельку, медленно, давая время заметить след от загара… А потом дочери. Энджел — это вспышка каблуков по паркету, Шеннон — запах акварели и масла для дерева, въевшийся в кожу.

Ты выбираешь слова как ключи: одно неловкое «спасибо» — и Шеннон сжимается в плечах; грубая шутка заставит Энджел прикусить губу, но не уйти. А Оливия? Она наблюдает. Ждет, когда твои пальцы начнут дрожать у ручки ее чашки…

Вечерние разговоры на кухне обжигают сильнее кофе. Утром находишь след помады на холодильнике — чей? Придется решать: гнаться за смехом из-за двери ванной или ловить момент, когда старшая дочь останется одна с бутылкой вина. Но помни — стены здесь тонкие. И кто-то всегда дышит за следующей дверью…