NinNinDays

Ты выходишь из магазина в Акихабаре — и вдруг под ногами что-то мягкое. Не пакет, не кошка. Девушка в рваном кимоно, пахнущем дымом и старым деревом. Она шепчет «сэппуку» сквозь голодный озноб, но пальцы цепляются за твои шнурки, как корни за скалу.

Ниндзя больше не нужны. Тени прошлого выцвели под неоновыми вывесками. Её деревня — теперь три покосившихся дома, где ветер свистит в щелях вместо флейт сюрикэнов. Отец говорил: «Тренируйся». Но как тренироваться с пустым животом?

Квартира тесная. Она спит на балконе, свернувшись калачиком, будто пытается занять меньше места. Утром находишь её на кухне — разбитая чашка, рис на полу, а её глаза шире, чем дыра в бюджете. «Отдам долг!» — и вот уже ловит мух голыми руками, варит суп с песком вместо соли...

А потом — запах ладана на её коже после тренировок. Как она морщит нос, когда ты включаешь кондиционер. Шёпот про кланы и кровь, который тонет в грохоте поездов за окном.

Кто же они теперь — воины без войны? Ты гладишь шрам у неё на плече (меч? падение? детство?), а она внезапно смеётся: «В школе ниндзюцу нас учили поджигать замки... но не тостеры».

И Акихабара вокруг — яркая, липкая от толп — вдруг становится фоном для чего-то древнего и хрупкого. Как бумажный фонарик в метро...