Christmas Massacre

Ты зажимаешь кнопку пригнуться — и Ларри прилипает к стене, как старая жевачка под партой. Его дыхание шершавое, в горле пахнет медью. В углу мерцает гирлянда, но огоньки не веселят, а щекочут нервы... как иголки под кожей.

Елка шепчет. Ты не сразу понимаешь, что это не голос в голове — ветки скрипят по-настоящему, смола липнет к пальцам. «Они смеются за твоей спиной», — шипит она, и вот уже топор сам тянется к руке.

Первый удар всегда неловкий. Кость хрустит глухо, будто ломают мокрую спичку. Кровь на обертках от подарков оставляет жирные пятна... а ты вдруг замечаешь, что жертва носит тот же свитер, что и твоя мать десять лет назад.

Здесь никто не кричит правильно. Все визжат неестественно, как перемотка кассеты. Ты прячешь труп в сугроб, но снег не белый — розовый, теплый. Полиция? Они ходят по кругу, их фонари слепят, как дешевые пластиковые звезды...

Маски меняешь чаще носков. Одна пахнет резиной и детством, другая — чужим потом. Но какая разница? Под ними все равно чешется одно и то же лицо...

А потом — тишина. Ты сидишь в ванной, скребёшь ногтями краску (она отходит пластами, как старая кожа). Елка смеется в гостиной. Или это скрип половиц? Вопросов больше, чем ответов... но топор-то в руке уже привык.