Cybel

Ты проваливаешься в этот мир через жужжание ламп дневного света — они мерцают, как разряды в мозгу, когда просыпаешься с чужой памятью во рту. Башня. Контракт. Три имени, выжженных на ребрах. Сибел не помнит, как подписала его, но чернила въелись в кожу глубже татуировок.

Оружие здесь — продолжение тела. Нож скользит по горлу с мокрым хрустом, пистолет отдает в запястье горячим толчком. А еще... стихии. Огонь липнет к пальцам, как расплавленный сахар, лед колет легкие изнутри. Враги не просто умирают — они рассыпаются пеплом, замерзают с хрустальным звоном.

Этажи пожирают друг друга: заводские цеха с мазутным душком, лаборатории, где воздух пахнет озоном и гнилыми зубами. На третьем уровне вдруг понимаешь — стены дышат. Медленно. Неровно.

Боссы — не просто большие цели. Первая ведьма шепчет тебе в затылок, даже когда ты ее убил. Вторая оставляет на губах привкус медной монеты. Третью... ну, увидишь сам.

А еще — ящики. Всегда ломаешь их с глупой надеждой: вот сейчас выпадет что-то важное. Чаще всего это патроны, проржавевшие насквозь... но иногда — перчатки, прошитые молниями, или ампулы с чем-то теплым и живым внутри.

Месть здесь не абстракция. Она сжимает кулаки вместо тебя, когда в очередной раз натыкаешься на их ритуалы: куклы из проволоки, фотографии с выколотыми глазами... Твои глаза?

И да — жалость здесь роскошь. Даже для себя.