Moncage

Кубик в твоих ладонях теплый, будто живой. Повернешь — и скрип несмазанных петель фабричных ворот разрежет тишину. А теперь наклонишь голову... и вот уже запах морской соли смешивается с пылью чердака.

Шесть граней — шесть миров. Тысячи связей, которые ты почувствуешь кончиками пальцев: трещина на стекле фабричного окна вдруг совпадет с тенью от маяка. Но это не просто пазл. Здесь боль спрессована в бетон, в ржавые шестеренки, в пятно чая на пожелтевшей фотографии.

Ты заметишь, как дрожит свет в лампе? Как будто кто-то только что вышел из комнаты... Или вошел? Где грань между воспоминанием и реальностью, если сам куб — чья-то память?

Иногда ответ кроется в том, как сквозь запотевшее стекло проступают очертания детской кроватки. Иногда — в гуле машин за стеной, которого не должно быть на заброшенном острове.

Ты соберешь эту историю по кусочкам. Не торопись. Прислушайся к скрипу половиц под невидимыми шагами. Вглядись в пересохшие чернила письма, которое кто-то так и не дописал...

А потом — резкий щелчок. Механизм срабатывает. Новый мир выдвигается навстречу, как ящик старого комода. И ты понимаешь: все это время держал в руках не куб. А чью-то сжатую от боли грудную клетку.