POSTWORLD

Пустошь дышит ржавчиной и порохом. Три силы вцепились в горло этого мира — но кто на самом деле дергает за нитки? Ты просыпаешься в грязи, с пустым стволом и зудящим шрамом на запястье. Выбор прост: стать чьим-то ножом… или перерезать все горла самому.

Железнодорожники научат ковыряться в железе, будто это твои собственные ребра. Их поезда — стальные кишки, перемалывающие пустыню. Хочешь, чтобы твой дробовик плевался раскаленными гвоздями? Они покажут. Заплатишь позже.

Культисты шепчутся с машинами. Их храмы пахнут стерильностью и гниющими швами. Отдашь глаз — получишь стальной, с тепловизором. Но он будет смотреть на тебя изнутри…

А Работорговцы? Они не просят. Берут. Их рынки стонут под тяжестью цепей и сладковатым запахом обожженной кожи. Уведешь пленника живым — снимут с тебя долю. Уведешь мертвым — снимут кожу.

И только когда твои карманы отяжелеют от трофеев, а в висках застучит знакомый голосок («спать… есть… болеть…»), ты услышишь шелест дорогих костюмов. Те самые, кто продает воздух и называет это властью.

Оружие здесь — продолжение тела. Разберешь винтовку до винтика, соберешь заново — а она уже смотрит на тебя другим стволом. Рукоять впивается в ладонь, как голодный клещ. Патроны? Одни оставляют в ранах синяки размером с яблоко, другие выжигают плоть кислотным шепотом…

Стреляешь врагу в живот — он улыбается кровавыми зубами и ползет дальше. Голову сорвешь — тогда да, конец. Но кто сказал, что твоя башка крепче?

Щиты трещат под ударами, броня гудит, как больной мотор. А между вылазками — вечный счетчик: вода мутная, но пить надо. Консервы протухли, но жевать надо. Спать хочется так сильно, что веки слипаются… но засыпать без ловушек — все равно что сунуть голову в пасть спящему зверю.

И еще этот звук… металлический скрежет за спиной. То ли ветер играет обломками, то ли кто-то уже выбрал тебя следующей деталью для своего нового тела…