Absinth

Ты просыпаешься в гостиничном номере с привкусом металла на языке. Висок пульсирует, будто под кожей застрял осколок стекла. На тумбе — билет до Калифорнии, датированный вчерашним числом, но ты не помнишь ни перелета, ни этих гигантских деревьев, которые якобы хотел увидеть. Только обрывки: запах сосновой смолы, резкий окрик на чужом языке... и детский смех, которого не должно быть.

Инспектор Картер говорит, что нашел тебя в трех милях от парка — босого, с рассеченной губой. Ты киваешь, но пальцы сами сжимаются в кулаки: его голос звучит так, будто доносится из-под воды. Он упоминает дочь. Какую дочь? В зеркале над раковиной твое отражение моргает на долю секунды позже...

Здесь все лжет. Даже воздух — густой, сладковатый, как испорченный мед. Ты идешь по коридору, а стены дышат за твоей спиной. В полумраке маячит силуэт: высокий, с неестественно длинными пальцами. Бежать? Бессмысленно. Он уже везде — в трещинах обоев, в скрипе половиц, в ритме собственного сердца.

Записки в ящиках пахнут плесенью и чем-то органическим. Читаешь их и чувствуешь, как чужие воспоминания прорастают сквозь твои. «Она боялась темноты», — кто-то написал дрожащей рукой. Чья это рука? В голове вспышка: маленькая ладонь в твоей... и тут же — гулкий удар по двери.

Пазлы не складываются. Вернее, складываются во что-то чудовищное: пятна крови на фотографиях оказываются жуками, фонарь гаснет ровно на тридцать секунд каждый раз, когда ты вспоминаешь ее лицо. А этот маньяк... или галлюцинация? Он шепчет твое имя голосом инспектора Картера.

Ты идешь глубже. Темнота липнет к коже как пот. Последняя дверь открывается в комнату с игрушечным медвежонком на полу — у него нет глаз, только нитки, торчащие из пустых орбит. В груди что-то сжимается... но разве у тебя вообще была дочь?