Karaski: What Goes Up...

Кабина скрипит, будто кости старика под тяжестью невысказанных признаний. Ты здесь не просто пассажир — ты нож, вскрывающий конверты с чужими грехами. Дирижабль плывет сквозь облака, а в его стальном чреве шепчутся страхи: кто-то перерезал тросы, кто-то притворяется... или это ты уже кажешься себе подозрительным?

Палуба пахнет маслом и коньячным дыханием. Один глоток — и язык соседа развяжется. Два — и он забудет, куда спрятал ключ от нижнего трюма. Но попробуй налить себе: вдруг твои пальцы дрогнут, оставят мокрый след на столе, а за спиной уже замер кто-то с слишком тихими шагами...

Здесь нет правильных ответов, только выбор между тем, что знаешь, и тем, во что веришь. Вскрой замок отмычкой — услышишь щелчок, похожий на сдавленный смех. Подбрось улику в чужой карман — почувствуешь, как мурашки бегут по запястью. А если задержишь взгляд на портрете капитана слишком долго, заметишь: краска на раме слегка облупилась там, где его пальцы стирали позолоту...

Концовки ждут внизу, как города под облаками. Одна — с парадным строем и фанфарами. Другая — с огнем, пожирающим пергаментные досье. Третью ты, возможно, не найдешь никогда: она спрятана в разговоре, который ты так и не решился начать.

Кто сказал, что диверсант должен быть один? Воздух здесь густой от недоверия — им дышат все. Даже ты. Особенно ты.