Uventa

Ты заходишь внутрь, и первое, что цепляет — запах. Не затхлость, а что-то острое, будто в углу до сих пор тлеет школьный журнал, пропитанный потом и чернилами. Пол скрипит под ногами не как в кино — не громко, а с тихим стоном, будто доски помнят каждый шаг.

На стене в кабинете литературы пятно от чая, разлитого лет тридцать назад. Портрет Достоевского криво висит на одном гвозде, и его взгляд упорно следит за тобой, даже когда ты отворачиваешься. Домашнее задание на доске — не просто меловые каракули. Кто-то начал писать «сочинение о будущем», но оборвал на полуслове…

Ты здесь сторож. Или так кажется. Фонарик выхватывает из темноты крошки битого стекла — кто-то разбил окно? Нет, это что-то крупнее. Ты находишь тело. Саня лежит неестественно, будто его бросили с высоты, хотя потолок здесь низкий. Его рука сжата в кулак — внутри марка 1965 года. Зачем?

Потом начинается топот. Не за спиной — где-то этажом выше. Ты замираешь, и вдруг понимаешь: дверь в спортзал, которая только что была открыта, теперь прикрыта ровно настолько, чтобы туда нельзя было заглянуть одним движением…

Игра не пугает скримерами — она давит горлом. Воздух в подвале густой, как сироп, а звук шагов за стеной напоминает не бег, а волочение. Ты подбираешь монетку с Лениным — она теплая, будто только что выпала из чьей-то ладони.

А потом оказывается, что ты вообще не сторож. Но к этому моменту уже поздно спрашивать — кто же тогда все это время шептал тебе в ухо советские лозунги?