Every Day We Fight

Город застыл, как снимок в проявителе — даже пыль висит неподвижно между трещинами асфальта. Только твой отряд шевелится в этом оцепеневшем мире, и каждый их вздох звучит слишком громко. Временная петля сжимает горло: умрешь сегодня — проснешься завтра с тем же кислым привкусом страха под языком. Но пальцы уже помнят вес оружия, которого еще нет в твоих руках...

Ты научишься различать запах плазмы до того, как синеватый разряд опалит воздух. Запомнишь, как скрипит броня рифтера, когда пробиваешь шов между пластинами — не выстрелом, а ножом, потому что патроны кончились три петли назад. Здесь нет автопилота: каждый выстрел приходится выгрызать у реальности, целясь сквозь дрожь в коленях.

Они называют это миссиями — саботаж, диверсии. На деле ты просто царапаешь чудовище, которое даже не заметит ран... пока не начнешь бить в одно и то же место снова и снова. Обычный библиотекарь через сорок циклов наизусть знает расписание патрулей и рвет гранатой точнее снайпера. Разве это прогресс? Или просто безумие стало привычкой?

Главное — их командиры. Убиваешь одного — время дергается, как кинопленка в перемотке. Город меняется: где-то рухнувший мост теперь цел, где-то тлеют новые руины... а вчерашний союзник вдруг смотрит пустыми глазами и шепчет что-то на языке пришельцев.

Ты думал, тактика — это шахматы? Здесь пешки помнят каждую свою смерть. Когда медик бросается под огонь, чтобы перетянуть рану, которую получил в прошлой жизни — это не героизм. Это мышечная память отчаяния.