Perennial Dusk -Kinsenka-

Ты задерживаешь дыхание, когда экран гаснет на полсекунды — будто кто-то приложил ладонь к твоим глазам. В тишине слышно, как трещит старый дом: деревянные балки ноют под тяжестью чего-то, что не должно существовать.

Они называют это «собиранием». Не детали машин, не обломки мебели — куски самих себя. Каждый Маледикт оставляет после себя шрам, который зудит даже после заживления. Ты проводишь пальцем по экрану, а персонаж сжимает рану на животе, и кажется, будто под ногтем остаётся липкий след...

Сай не чувствует боли. Вернее, чувствует, но где-то глубоко внутри, будто через слой ваты. Его кулак пробивает череп твари с хрустом перезрелого фрукта — а ты? Ты моргнёшь в такт этому звуку. Разве можно привыкнуть к тому, как хлюпает кровь в сапогах после боя?

Дом их странного братства пахнет плесенью и ладаном. Кто-то вечно забывает выключить чайник, и пар смешивается с дымом от свечей. Мацури смеётся слишком громко, слишком резко — будто проверяет, не рассыплется ли воздух вокруг. А потом вдруг замолкает...

Ты ждёшь момента, когда надежда станет чем-то осязаемым: тёплым свитером на плечах, сладким чаем в горле. Но закат здесь не кончается никогда — только густеет, как синяк. Разве это плохо? В конце концов, синяки тоже заживают... если дать им время.

Игра не спрашивает, выдержишь ли ты. Она просто кладёт тебе в рот этот вкус — медной монеты, старой крови — и наблюдает, проглотишь или выплюнешь.