Enshrouded по сети

Ты просыпаешься в пепле. Грудь обжигает пламя, вцепившееся под ребра, а вокруг — только туман, густой, как прогорклое молоко. Он шевелится. Дышит.

Пелена. Она скручивает все живое в узлы из сухожилий и злобы. В лесу ветви хватают за плащ, в пещерах что-то скребет когтями по камню — ближе, чем кажется. А эти... звуки. Бульканье в горле у павших, когда они еще не видят тебя, но уже чуют тепло твоей крови.

Выбора нет. Ты копаешься в гниющих останках города, выламываешь из стен кирпичи для костра — не для тепла, нет. Чтобы напомнить миру: ты здесь. Огонь трещит, искры липнут к потрескавшейся коже.

Меч? Лук? Или посох, что дрожит в руках, как живой? Неважно. Важно, как ты свернешь шею вуку — резко, с хрустом хрящей, или оставишь добивать товарищу, пока сам ползешь к аптечке с разорванной артерией...

А потом — стройка. Глина под ногтями, запах смолы и безумная радость, когда стены наконец защищают от ветра. Но ночью скрипят половицы. Что-то стучит в дверь — ровно три раза.

Сколько вас таких? Шестнадцать? Больше? Вы смеетесь у костра, делитесь тушенкой из ржавых банок... А утром находите следы. Не звериные. Человеческие. Но кто ходил вокруг лагеря босиком?

Пелена не просто убивает. Она дает надежду — и отнимает ее вместе с кожей на кончиках пальцев...