Railroads and Catacombs

Ты спускаешься в шахту на скрипящем паровозике, будто детская игрушка в руках у гиганта. Рельсы уходят в черноту, оставляя за спиной лишь ржавый звон колес и запах горячей смазки. В кармане — колода, оттягивающая подол куртки. Не карты, а кости: выбросишь неправильную — и тьма зашевелится...

Глубины не пустуют. То, что ты принял за шелест крыс, оказывается щелканьем хитиновых клешней по камню. Монстры здесь эволюционировали во тьме — слепые, но с ноздрями, раздувающимися от запаха твоего пота. Их шкура пропиталась вековой сажей, стала тверже брони. Попробуй ткнуть ножом — только искры высечешь.

Но карты теплятся в пальцах, как угли. Одни — тусклые, потрепанные: знакомый удар клинком, вспышка факела. Другие обжигают кожу при прикосновении: взрыв гремучего газа, шипящий кислотой шприц. Самые редкие пылают так, что приходится перекладывать их левой рукой — правая уже покрывается волдырями...

Каждый бой — это раскладка трупа на операционном столе. Отсечь лишнее, вшить новое: увеличить радиус взрыва или добавить яда на лезвие? Иногда улучшение превращает карту в нечто... чужое. После модификации «Кричащая пила» не замолкает даже вне битвы — скрежещет во сне, будто под черепом завелся жук-древоточец.

Локации живут своей жизнью. Ты наступаешь на забытый мешок с углем — из него высыпаются крошащиеся кости. Вентиль ржавой трубы поддается со стонам, выпуская облако пара... а там, за ним? Может быть кладовая с позолоченным револьвером. Или гнездо, где личинки уже услышали твой шаг.

Ходы в сражениях отмеряются как пульс: раз-два-пауза-три. Но знаешь самое мерзкое? Проигравшие не исчезают. Они остаются в памяти паровоза — скелеты прежних авантюристов стучат по потолку вагонетки каждый раз, когда ты проезжаешь место их гибели...