Pathway

1936-й. Жаркий ветер гонит по пустыне обрывки газет с сенсационными заголовками. Ты чувствуешь, как песок скрипит на зубах, а в тени развалин пахнет ладаном и чем-то медным... Всё началось с пьяного рассказа в каирском баре — но теперь ты копаешь глубже. Глубже, чем следовало бы.

Пять дорог ведут в темноту. Каждая — как нож между рёбер: одна неловкая мысль, и вот уже кровь сочится сквозь пальцы. Лабиринты событий перестраиваются за твоей спиной, стоит только моргнуть. Выбираешь левую дверь? Жаль — за правой лежали алтарь с золотыми глазами... или петля на шею.

Бой здесь — это танец на раскалённой плите. Пуля просвистит мимо виска, если вовремя шарахнуться за развалину; чей-то крик оборвётся, когда твой учёный-неудачник вдруг достанёт из портфеля гранату. Шестнадцать пар рук, и у каждой свой почерк: один ловко снимет замок с древнего сундука, другой разрядит обойму в жреца, не проронив ни слова.

Пиксели? Да. Но попробуй провести пальцем по экрану — кажется, вот-вот обожжёшься о факелы в подземелье. Тени ползут по стенам, как живые; свет дрожит на грани между воксельным холодом и теплом старой киноплёнки...

А ещё там есть момент, когда понимаешь: этот артефакт слишком гладкий. Слишком... влажный. И шепот из темноты явно раздаётся не на языке, который учат в университетах.