I Love You, Brother

Ты чувствуешь вес чужого взгляда на затылке — младший брат снова забыл, как стучать в дверь. В крохотной квартире пахнет подгоревшим тостером и школьным клеем, а за окном шепчется токийский дождь… Две недели. Четырнадцать дней, когда ты становишься взрослым поневоле: разогреваешь полуфабрикаты, проверяешь домашку, притворяешься, что знаешь ответы.

А потом — тишина. Долгая, липкая, нарушаемая только скрипом пружин дивана. Он спит? Притворяется? Или тоже считает трещины на потолке, пока родители где-то между Нагоей и Осакой разгружают контейнеры с чужими мечтами…

Выборы здесь — как недокипевший рис: кажется мягким, но твердеет с каждой минутой. Открыть дверь в его комнату ночью или сделать вид, что не слышал всхлипываний? Съесть последний пудинг или оставить под слащавой запиской «для тебя»? Где грань между заботой и чем-то другим — теплым, колючим, пульсирующим в висках?

Диалоги ветвятся, как жилки на веках после бессонницы. Шутка про неудачный омлет оборачивается неделей молчания; случайное прикосновение к запястью — внезапной поездкой на велосипедах к заброшенному храму. А потом он вдруг спрашивает о твоих сигаретах… не потому что хочет курить.

Концовки прячутся в мелочах: пятно от чая на учебнике математики, пересохший маркер на холодильнике, звук дыхания за тонкой стеной. Ты не играешь — ты живешь эти четырнадцать дней, и каждый шаг оставляет след.

Кто же ты в конце? Надежный старший брат… или нечто большее? Ответа ждет в тишине пустой квартиры — если осмелишься его услышать.