Я — зомби. История живого мертвеца

Город пахнет горелой резиной и разложением. Ты чувствуешь это даже сквозь притупленное обоняние — вирус не убил его до конца, оставил как насмешку. Роберт сжимает кулаки, и костяные пластины под кожей царапают изнутри, будто хотят вырваться наружу. Он помнит, как Эмми смеялась, когда он неуклюже пытался завязать галстук перед зеркалом. Теперь в этом зеркале только трещины и бурые пятна...

Солдаты стреляют первыми, задают вопросы потом. Их пули рвут плоть, но боль уже не та — тупая, далекая, будто через слой ваты. Зато ты четко слышишь хруст чужих ребер под своими когтями. Кто здесь монстр? Они в бронежилетах, с автоматами, а ты — в рваной рубашке, которая все еще пахнет ее духами.

Лабораторный вирус не просто оживляет мертвецов. Он заставляет их *чувствовать*. Голод — острый, как стекло в горле. Ярость — липкую и сладкую. А еще страх: что если Эмми уже одна из *них*? Что если она не узнает его глаза, теперь мутные, с желтыми прожилками?

Ты идешь по улицам, где трупы сливаются с тенями. Иногда среди воя зомби прорывается детский плач — и тогда приходится выбирать: проверить или бежать. Каждый выстрел привлекает стаю. Каждый укус оставляет во рту вкус железа и гнилых ягод...

Боссы здесь — не просто здоровенные мутанты. Это бывшие люди с обрывками памяти. Один все еще носит медальон с фото дочери — бьешь его по голове, а он бормочет ее имя. Другой кричит по рации "держите периметр", хотя от его отряда остались только кровавые брызги на асфальте...

Концовки зависят от того, сколько человеческого в тебе осталось. Спасешь ли жену ценой сотен жизней? Или она предпочтет пулю твоим объятиям? Игра не дает ответов — только холодный ствол в дрожащих руках и тиканье часов на разгромленной станции...