IZON.

Ты идешь по следам, оставленным на пепле. Чибито спотыкается о собственное дыхание — слишком частое, слишком горячее. Ее пальцы цепляются за воздух, и из него рождаются вещи: ржавый ключ, обрывок веревки, осколок стекла с отпечатком чьих-то губ. А потом появляется он. Кёдзин. Его клинок пахнет сталью и старыми ранами.

Разрушение — это его язык. Трещины бегут по стенам там, где он проходит. Но когда Чибито прикасается к этим трещинам, они цветут мхом или обрастают жилками, словно старая кожа.

Хаконива дышит через дыры в собственных руинах. Ты слышишь это? Гул под ногами — то ли далекие взрывы, то ли стон земли. Здесь каждый камень помнит, как его роняли.

Ты ведешь Кёдзина через лабиринты из обломков, но тень Чибито всегда мелькает на краю зрения. Пропустишь момент — и вот уже ее кровь смешивается с пылью. А ведь она единственная, кто может сложить мост из ничего... или заставить забытую машину прошептать пароль языком шестеренок.

Их враги не всегда плоть. Иногда это сам воздух — густой, едкий, режущий легкие. Кёдзин рассекает его, как ткань, но следующий вдох все равно обжигает. Чибито ловит капли яда на ладонь и превращает их в хрупкие бусины... которые потом рассыпаются у нее за спиной.

Тысячи раз ты поймаешь себя на мысли: что будет, если один из них оступится? Если клинок дрогнет или пальцы дрожат? Но руинам все равно. Они ждут.