The Guise

Ты наденешь маску — и кожа начнет шевелиться, будто под ней завелись муравьи. Глаза слипаются от липкого ужаса, а пальцы срастаются в когтистые лапы. Огден больше не мальчик, но еще не зверь: где-то внутри скребется его человечье «я», пока ты продираешься сквозь чащу, пахнущую гнилыми зубами.

В этом мире не стреляют. Здесь кусают. Ты учишься прыгать через пропасти, чувствуя, как сухожилия натягиваются, как пружины, а в груди колотится что-то слишком большое для детского сердца. Падаешь — и слышишь хруст. Своих ребер или чужого позвоночника?

Глаза врагов становятся твоей валютой. Они липкие, теплые, оставляют на лапах следы, похожие на слезы. Собирательница шуршит платьем из высохшей кожи и предлагает выбор: то ли новый клык, то ли способность чуять страх сквозь стены. А может, просто спросишь у нее, почему в подземельях пахнет молоком и медью?

Лес шепчет голосами тех, кто надел маску до тебя. Город сгнил на корню — его улицы пульсируют, как вены на шее у повешенного. Каждый шаг оставляет след в слизи, каждый поворот грозит встречей с тем, у кого слишком много ртов...

И все же ты идешь вперед. Потому что где-то под этой кожей бьется сердце. Потому что концовка зависит от того, сколько человеческого останется в твоем рычании.